Что стало с дочерью Маяковского . Американский Маяковский

В Нью-Йорке скончалась Елена Маяковская (Патриция Томпсон) – единственная дочь русского поэта Владимира Маяковского. Об этом в своем Фейсбук сообщила директор Государственного музея имени Маяковского Алексей Лобов.

Друзья... с тяжелым сердцем сообщаю о большой утрате... В пятницу (1 апреля. – Авт.) в Нью-Йорке скончалась Патриция Томпсон (Елена Владимировна Маяковская) ... Всего две недели назад мы обсуждали будущую выставку... говорили о новой книге... строили планы на её поездку в Россию... и вот теперь её нет... – написал Лобов.

Как сказал ее сын Роджер в комментарии ТАСС , Патрисия Томпсон скончалась утром.

Маяковская не дожила до 90-летия два с половиной месяца. Она родилась 15 июня 1926 года. К юбилею московский музей готовил выставку, где планировалось показать вещи из ее семейного архива.

Маяковская больше известна, как Патрисия Томпсон. Она дочь Маяковского (1893-1930) и русской эмигрантки Елизаветы Зиберт (1904-1985), с которой поэт познакомился в Нью-Йорке в 1925 году. Маяковский тогда приехал к своему другу, художнику Давиду Бурлюку. Пара познакомилась на одном из поэтических вечеров.

Зиберт работала гидом и переводчиком. Ее отец Петер Генри Зиберт родился в Украине, мать Элен Нейфелдт - в Крыму. Маяковская рассказывала российским журналистам, что ее родители встречались два месяца. Маяковский хотел вернуться в США, увидеть возлюбленную, но его не выпустили из страны.

После замужества и переезда в США Зиберт звали Элли Джонс. Муж переводчицы, англичанин Джордж Джонс, записал девочку на себя. Маяковский видел только один раз - в 1928 году в Ницце. Томпсон (это фамилия ее мужа) тогда было чуть более двух лет.

Сейчас многие рассуждают о том, какую из женщин Маяковский любил больше других. А мне кажется, важнее то, какая из них любила его больше всех. Уверена, что это была моя мать. Она пошла ради него на большие жертвы. Ведь она знала, что он уедет, но не сделала аборт. И она никогда не получала от него помощи, - рассказывала Томпсон в интервью ТАСС .

Томпсон была профессором философии Колледжа Лемана в Нью-Йорке и не говорила по-русски. Она занималась проблемами феминизма и социологии. Написала около 20 книг, в том числе "Маяковский на Манхэттене" о путешествии поэта в Америку. Также работала над автобиографической книгой, которую хотела назвать "Дочка".

В интервью "КП " Маяковская говорила, что ее отец не убивал себя.

Моя миссия – это оправдание отца. Я хочу, чтобы все знали главное – мой отец Владимир Маяковский не совершал самоубийства! Он знал, что у него есть дочь, он стремился жить, жить ради меня и говорил своей друзьям, показывая на мою фотографию: "Это мое будущее!". Когда он понял, что его мечта об идеальном обществе неосуществима на деле, то стал об этом говорить, перестал писать, и его ликвидировали. Даже если он все-таки это сделал, то этим положил конец бесчестию, в которое Советы пытались его вовлечь.

Маяковская впервые посетила Россию в 1991 году.

Патрисия Дж. Томпсон (Patricia J. Thompson), почетный профессор Леман-колледжа и исследователь творчества Владимира Маяковского умерла в Нью-Йорке в минувшую пятницу на 90-м году жизни.

Генеалогическое древо

Она настаивала, чтобы к ней обращались «Елена Владимировна» и очень негодовала, когда кто-либо осмеливался выразить даже самое малое сомнение в том, что она дочь, пусть и внебрачная, великого русского поэта. Но от анализа ДНК всегда наотрез отказывалась.

Примерно три года назад живущая много лет в нью-йоркском районе Вашингтон-Хайтс госпожа Томпсон через автора этих строк, уезжавшего на несколько дней в Москву, передала в московский Музей В.В. Маяковского важную информацию о ее готовности передать этому музею свой семейный архив. Это около сорока папок и альбомов с документами, проливающими свет на американский вояж Маяковского в 1925 году, и последовавшие за этим события жизни поэта, трагически оборвавшейся в 1930 году.

Дирекция музея, в свою очередь, передала тогда со мной для Патрисии Томпсон подарок, для нее, пожалуй, никак не меньшей значимости. В выпущенном музеем альбоме «Семья Маяковского» опубликовано генеалогическое древо поэта, где впервые фигурируют его американская пассия Элли Джонс, их дочь Патрисия (Елена Владимировна) и внук Роджер Шерман-Томпсон. Таким образом, после многих лет недомолвок американская ветвь Маяковского была официально признана в России.

Копия поэта

В гостях у Патриши - так по-американски произносят ее имя - я побывал в первый раз лет десять назад. Квартира ее - на первом этаже красивого жилого комплекса «Хадсон-вью гарденс», похожего на средневековую крепость. Баскетбольный рост, гордая осанка, крупные, резкие черты лица, брови вразлет, большие, чуть навыкате глаза. Просто копия Владимира Владимировича!

В 85 лет Патрисия Томпсон ушла на пенсию, оставив многолетнюю преподавательскую работу в Леман-колледже городского университета Нью-Йорка, где она изучала социологию и гендерные проблемы. Ее удостоили пожизненной почетной профессуры.

Ее рабочий стол всегда был завален бумагами. Помню, в один из моих визитов хозяйка с гордостью показала шутливый рисунок Маяковского, на котором он заслоняет ее мать, Элли Джонс, «от прохожих». Этот рисунок в числе других включен в книгу Патрисии Томпсон «Маяковский на Манхэттене», выпущенную в Москве в 2003 году. Это в книжке – «от прохожих», а вслух она уточнила - «от других ухажеров»: «Моя мать была молодой и красивой, и он не хотел, чтобы кто-то занял его место в ее жизни».

«Они ссорились и мирились»

Несмотря на чисто американское имя, Элли Джонс - русская по крови. Настоящее ее имя - Елизавета Петровна Зиберт. Родилась она в 1904 году в поселке Давлеканово в Башкирии в богатой семье потомков немецких протестантов-меннонитов. После революции работала в Уфе и Москве в гуманитарных американских организациях, где познакомилась и вышла замуж за англичанина бухгалтера Джорджа Джонса. Через какое-то время они уехали в Лондон, а потом в США.

Маяковский-путешественник ступил на американскую землю 27 июля 1925 года. Ему было 32 года. Через месяц на одной из вечеринок в Манхэттене поэт встретил Элли Джонс. 20-летняя русская эмигрантка к этому моменту жила отдельно от мужа-англичанина, хотя они и оставались друзьями.

«Да, конечно, Маяковский был влюбчив, - рассказывала мне Патрисия. – Новое чувство охватывало его мгновенно, он сгорал от страсти, не находил себе места, должен был быть рядом с объектом своего чувства ежечасно, ежесекундно. Именно так, стремительно, по восходящей, развивался его роман с моей мамой. Она мне рассказывала, как они гуляли по Нью-Йорку дни и ночи напролет, ходили в гости к Давиду Бурлюку и другим друзьям Владимира Владимировича, сидели на скамейках, слушали гарлемский джаз, ездили в летний лагерь для детей рабочих «Нит гедайге», в зоопарк в Бронкс, обедали в русских и армянских ресторанах, ссорились, мирились».

Смесь культур и кровей

Русский поэт уехал из Америки 28 октября 1925 года и больше никогда не возвращался. 15 июня 1926 года в Нью-Йорке, в районе Джексон-Хайтс, родилась Элен Патрисия Джонс.

Патрисия показывает фотографию, на которой ее мать Элли Джонс запечатлена на пляже в купальном костюме, держащей за руку маленькую дочку. Снимок сделан в 1928 году в Ницце, куда «две Элли», как их ласково называл Маяковский, приехали отдыхать, а он нагрянул из Парижа их проведать.

Любопытно, что второй муж Элли Генри Питерс удочерил «маленькую» Элли, когда ей было уже 50 лет. Именно тогда она взяла себе имя –Патрисия Дж. Томпсон. «Во мне много кровей и культур перемешалось, – говорила она. – Мать родилась в Башкирии, отец – в Грузии, первый мой отчим – британец, второй – немец».

Патрисия окончила Барнард-колледж, работала редактором в журналах. В 1954 году вышла замуж за Уэйна Томпсона-Шермана. После двадцати лет семейной жизни они развелись. Роджер, ее сын от брака с Уэйном, по профессии адвокат. Они были очень дружны. Роджер женат, они с женой усыновили мальчика из Колумбии. Под влиянием бабушки Логан в школе написал сочинение про русского поэта Маяковского. Патрисия в шутку называла своего приемного внука «революционером с двух сторон».

О генетической памяти

Помню, как Патрисия показывала массивный орден Михаила Ломоносова, которым награждена за укрепление российско-американских культурных и образовательных связей. «Я очень горжусь этой честью, – сказала она тогда, – и в особенности тем, что получателем награды в сопровождающих бумагах я названа как Елена Владимировна Маяковская».

«Маяковскому нравилось ощущать себя отцом, – сказала в другой наш разговор Патрисия. – Ему нравилось держать на коленях маленькую девочку. В одной из его рукописей в архиве я увидела нарисованный им цветок. Поразительно, именно такие цветы я рисовала с детства. Вот она, генетическая память. Я не соревнуюсь, кого он любил больше. Но если меня спрашивают, кто любил его больше, то я утверждаю: моя мать. Она хранила молчание. Она могла сделать аборт и не сделала. И вот родилась я – свидетельство ее любви к нему...»

Государственный музей В.В. Маяковского на странице в Facebook выразил глубокие соболезнования Роджеру и Логану Томпсон.

«Две недели назад, – говорится на странице музея, – директор музея был в гостях у Елены Владимировны: обсуждали будущую выставку к ее 90-летию, новую книгу, поездку в Россию... И вот теперь Елены Владимировны с нами нет».

Лицом к лицу

Уму непостижимо: дочь Маяковского живет в Америке! Да не просто в Америке, а в Нью-Йорке, на Манхэттене! Едва узнав это, я совершенно немыслимыми путями добыл ее телефон и договорился об интервью для «Русского базара».
- Елена Владимировна, о вашем отце, «лучшем, талантливейшем поэте» Владимире Владимировиче Маяковском мы многое знаем - в школе «проходили». Кем была ваша мама?
- Моя мать Елизавета (Элли) Зиберт родилась 13 октября 1904 года в городе Давлеханове, в нынешнем Башкортостане. Она была старшим ребенком в семье, которая была вынуждена бежать из России после революции. Её отец (и мой дед), Петер Генри Зиберт, родился в Украине, а мать, Элен Нейфелдт, - в Крыму. Оба были потомками немцев, прибывших в Россию в конце XVII века по приглашению Екатерины II. Образ жизни немцев России характеризовался простотой и религиозностью, их ценностями были самодостаточность и независимость. Немцы строили свои собственные церкви, школы, больницы. Немецкие колонии в России процветали.
Элли была «сельской девушкой», жившей в поместьях отца и деда. Она была гибкой, стройной и хорошо сложенной, огромные выразительные голубые глаза сверкали. У нее был высокий лоб, прямой нос и волевой подбородок. Губы ее своим чувственным изгибом могли выражать эмоции без всяких слов. Из-за своей стройности она казалась выше чем была на самом деле. Но более важно, что она была женщиной интеллектуальной, с характером, мужеством и обаянием. Она получила образование в частной школе, имела частных преподавателей. Дополнительно к русскому она свободно говорила на немецком, английском и французском языках.
- Как же немецкая девушка из далекого Приуралья оказалась здесь, в Америке, познакомилась с первым советским поэтом?
- Октябрь 1917 года перевернул благополучный мир семьи Зибертов вверх дном. Ко времени революции мой дед имел большие земельные владения в России и за ее пределами. Он мог позволить себе путешествия с семьей в Японию и в Калифорнию. Что ждало это семейство в советской России - нетрудно себе представить. Но им удалось в конце 20-х годов перебраться в Канаду. Моя мать в послереволюционной суматохе сумела уехать из Давлеханова и работала с беспризорниками в Самаре. Потом она стала переводчиком в Уфе, в американской организации помощи голодающим (ARA). Через некоторое время уехала в Москву. Там Элли Зиберт стала Элли Джонс - она встретила англичанина Джорджа Е. Джонса, также работавшего в ARA, и вышла за него замуж.
- Это был настоящий или фиктивный брак?
- Пожалуй, фиктивный, поскольку главной его целью для моей матери было вырваться из советской России.
- Какой это был год?
- В мае 1923 года мама вышла замуж за Джонса, вскоре они отбыли в Лондон, а уже оттуда - в Америку, где спустя два года, формально оставаясь замужней женщиной, моя мать встретила Маяковского, в результате чего на свет появилась я. Замечу, что Джордж Джонс поставил свое имя в моем свидетельстве о рождении, чтобы сделать меня «законнорожденной». Он стал для меня юридическим папой, к которому я всегда испытывала благодарность.
- Пожалуйста, чуть подробнее о встрече ваших родителей в Нью-Йорке...
- 27 июля 1925 года, сразу же после своего 32-го дня рождения, Маяковский в первый и последний раз ступил на американскую землю. Он был в расцвете сил и как поэт, и как мужчина («высокий, темный и красивый»). Месяцем позже этот гений встретился с Елизаветой Петровной, Элли Джонс, русской эмигранткой, жившей врозь со своим мужем. Американская жизнь Маяковского отражена в его прозе, стихах и зарисовках. Он покинул США 28 октября 1925 года и никогда уже не возвращался в страну. В течение краткого двухмесячного периода Маяковский и Элли были любовниками.
- А где они познакомились?
- На поэтическом вечере в Нью-Йорке. Но впервые мама, по ее рассказам, увидела Маяковского еще в России, стоящим в отдалении на перроне вокзала вместе с Лилей Брик. Она запомнила тогда, что у Лили был «холодный» взгляд. Первым вопросом матери к Маяковскому на той вечеринке был: как делают стихи? Ее интерес к искусству и секретам поэтического мастерства неизбежно должен был возбудить ответный интерес Маяковского к этой очаровательной и начитанной молодой женщине, приехавшей с востока его родной страны. Большинство участников вечеринки говорили по-английски, поэтому совершенно естественно, что между двумя русскими завязалась беседа.
- И они полюбили друг друга?
- Мама рассказывала мне, что Маяковский был очень бережен к ней, не раз спрашивал, осторожна ли, в определенном смысле, она. На что она отвечала: «Результат любви - дети!» Последние в жизни моей матери слова, услышанные ею от меня, были: «Маяковский тебя любил!» Мама умерла в 1985 году.
Маяковский сам считал, что был чрезвычайно продуктивен в период встреч с моей мамой. Он гордился тем, что было сделано им в Америке. С 6 августа до 20 сентября 1925 года он написал 10 стихотворений, включающих «Бруклинский мост», «Бродвей», «Кемп «Нит Гедайге». Разве нет связи чувства Маяковского к моей матери с расцветом его поэтического гения? Все, кто был знаком с Маяковским, знали его как человека глубокой и продолжительной преданности, романтика, никогда не вульгарного в его отношениях с женщинами.
- Елена Владимировна, а вы не интересовались, кто-нибудь видел ваших родителей в Нью-Йорке вместе? Ведь не в безвоздушном же пространстве все происходило...
- Однажды меня привели в дом к писательнице Татьяне Левченко-Сухомлиной. Она рассказала мне свою историю. Как молодая жена американского юриста Бенджамена Пеппера она приехала в Нью-Йорк, где училась в школе журналистики Колумбийского университета и работала в театре. Она увидела Маяковского на улице, близкой к офису Амторга, разговорилась с ним. Он был всегда счастлив, встречая русских в своих поездках, и спросил у нее и ее мужа, не хотят ли они пойти на вечер его поэзии. Их пригласили на вечеринку в его квартире, где, по рассказу Татьяны Ивановны, она увидела Маяковского с высокой, стройной очень симпатичной молодой женщиной, которую он называл Элли. Для нее было ясно, что Маяковский сильно в нее влюблен. Благодаря Татьяне Ивановне я знаю, что я действительно - дитя любви. Я всегда верила в это, но было важно иметь «показания свидетеля» для подтверждения моей интуитивной уверенности.
- Вы упомянули Лилю Брик. Она знала о вашем существовании? И если да, то как относилась к вам?
- Спустя несколько дней после смерти Маяковского Лиля Брик попала в его комнату в Лубянском проезде. Рассматривая бумаги отца, она уничтожила фото маленькой девочки, его дочери... Лиля была наследницей авторских прав Маяковского, поэтому существование дочери было для нее абсолютно нежелательным. Поскольку, как известно, она была связана с органами НКВД, моя мать всю жизнь боялась, что Лиля «достанет» нас в Америке. Но, к счастью, чаша сия нас миновала. Я не являюсь незаконнорожденной дочерью Маяковского. Я являюсь его биологической дочерью с 23 его генами. Я родилась, повторяю, в результате пылкой любви, поглотившей поэта во время его пребывания в Нью-Йорке в 1925 году. Это обстоятельство было предопределено судьбой, не поддающейся контролю со стороны моих родителей. Любовь Маяковского к моей матери, Элли Джонс, окончила его интимные отношения с Лилей Брик.
Я никогда лично не знала Бриков. Насколько я могу судить, Брики построили карьеру, эксплуатируя имя Маяковского. Сколько жестоких вещей было сказано о нем! Что он груб, неуправляем, патологически брезглив. А его друг Давид Бурлюк говорил, что он был, в сущности, добрым, чувствительным человеком, и он действительно был таким. Конечно, когда он был на публике, то есть на сцене, он был резким спорщиком, быстрым в ответах на любой вызов, очень умным и язвительным. Он мог обыграть любого, если люди начинали подлавливать его - когда чувствовал себя хорошо.
- Отец вас видел один раз в жизни, кажется, в Ницце...
- В записной книжке Маяковского, на отдельной странице, написано лишь одно слово: «Дочка»... Да, в первый и последний раз мы виделись с отцом в Ницце, куда мама ездила не специально, а по своим иммигрантским делам. Маяковский в это время случайно оказался в Париже, и одна наша знакомая сообщила ему, где мы. Он тотчас примчался в Ниццу, подошел к дверям и возвестил: «Вот я здесь!» Посетив нас, он послал в Ниццу из Парижа письмо, которое было, пожалуй, самым драгоценным достоянием мамы. Оно было адресовано «двум Элли», отец просил о возможности повторной встречи. Но второго посещения, считала моя мать, не должно было быть! Мы переехали в Италию, а Маяковский приезжал потом в Ниццу в надежде встретить нас там.
- В предсмертной записке Маяковский определил свою семью: мать, сестры, Лиля Брик и Вероника Витольдовна Полонская. И просил правительство «устроить им сносную жизнь». Он не упомянул ни женщину, которую любил, ни вас. Почему?
- Это был вопрос, на который у меня самой не было удовлетворительного ответа, пока я не встретилась с Вероникой Полонской во время моего первого визита в Москву в 1991 году. Наша встреча частично была показана по русскому ТВ.
Деликатная и хрупкая г-жа Полонская, которая была очаровательной инженю, когда Маяковский знал ее, любезно приветствовала меня. Мы поцеловались и обнялись в ее маленькой комнате в доме для престарелых актеров. На ее книжной полке стояла небольшая, но в полный рост, статуя Маяковского. Она тоже любила его, в чем я уверена. Она сказала, что он говорил ей обо мне: «У меня есть будущее в этом ребенке», и что у него есть паркеровская ручка, которую в Ницце подарила ему я. Он с гордостью показывал ее Веронике. В музее Маяковского в настоящее время имеются две паркеровские ручки, и одна из них, несомненно, моя.
Я задала г-же Полонской тот же вопрос, который вы задали мне: почему он упомянул моих тетушек, бабушку, Лилю Брик и ее в своем последнем письме? Но не меня и мою мать? «Почему вас, а не меня?» - спросила я Полонскую напрямую. Я хотела знать. Она посмотрела мне в глаза и серьезно ответила: «Он сделал это, чтобы защитить меня и вас тоже». Она была защищена, будучи включенной, а моя мать и я были защищены, будучи исключенными! Ее ответ совершенно ясен мне. Как он мог защитить нас после своей смерти, если он не мог защитить нас, будучи живым? Конечно, он надеялся, что те, кого он любил и кому доверял, разыщут меня. Многие люди пытались завербовать меня во враги Полонской, считая ее причастной к смерти (тем или иным способом) Маяковского. Да, она была последним известным человеком, кто видел его живым, да, она излагала свою версию событий. И я хочу ей верить!
- Итак, в первый раз вы приехали в Россию в 1991 году. Что почувствовали, увидев памятник отцу? Побывали на его могиле?
- Летом 1991 года мой сын Роджер Шерман Томпсон, нью-йоркский адвокат, и я приехали в Москву, где нас приветствовали в кругу семьи Маяковского и вне ее его друзья и почитатели. Когда мы ехали в отель, я впервые увидела монументальную статую Маяковского на площади Маяковского (в настоящее время площадь называется по-старому: Триумфальная. - В.Н.). Мой сын и я попросили шофера нашего автомобиля остановиться. Я не могла поверить, что мы, наконец, стоим здесь! Отметив, что глаза поэта смотрят вдаль, Роджер прошептал: «Мам, я думаю он ищет тебя».
Несколько раз я была на могиле отца на Новодевичьем кладбище, в его огромном музее на Лубянской площади и маленькой комнатке внутри этого музея, где он застрелился. Мой сын и я заходили в нее. Как странно было находиться среди отцовских вещей с моим сыном! (Мама всегда думала о нем как о внуке Маяковского.) Я сидела на его кресле и касалась его стола, стучала по изношенному дереву. Я положила, помню, руку на календарь, навсегда открытый на 14 -м апреля 1930 года, дне его последнего вздоха на земле. Мои чувства описать невозможно! Когда я открыла ящик стола, чтобы убедиться, что он пустой, я ощутила, что его руки когда-то прикасались к тому же дереву. Я чувствовала, что он был там со мной. Это было в первый раз, когда я могла прикоснуться к вещам, которыми он пользовался каждый день, обычным вещам. Точно такой же комфорт я чувствовала, когда сидела в красном вельветовом кресле, в котором моя мать в последние годы занималась рукоделием, читала книги, слушала музыку и встречалась с друзьями, интересовавшимися русской культурой.
На могиле отца на Новодевичьем кладбище, у его надгробного памятника, я опустилась на колени и перекрестилась в русской манере. Я принесла с собой небольшую часть материнского праха. Голыми руками я раскопала землю между могилами отца и его сестры. Там я поместила пепел, покрыла его землей и травой и полила место слезами. Я целовала русскую землю, которая пристала к моим пальцам.
Со дня смерти матери я надеялась, что когда-нибудь ее частица воссоединится с человеком, которого она любила, с Россией, которую она любила до конца своих дней. Никакая сила на земле не могла остановить меня от внесения пепла моей матери в российскую землю на семейной могиле Маяковского! Не прошло и месяца после моего возврашения в Москву, как я была шокирована, узнав, что советское правительство собрало коллекцию «великих мозгов» для продолжающегося уже 67 лет научного исследования, имеющего целью определить анатомические корни гениальности моего отца. Мозг Маяковского был среди них, однако никто в России не сказал мне об этом.
- Какое образование вы получили? Кем работали?
- Мой отец, как известно, хорошо рисовал, учился в Московской художественной школе. (Училище живописи, ваяния и зодчества. - В.Н.) Видимо, этот дар я от него унаследовала, поскольку в 15 лет поступила в художественную школу, затем - в Барнард колледж, который окончила в июне 1948 года. По окончании колледжа я какое-то время работала редактором широко издаваемых журналов - делала обзоры кинофильмов, музыкальных записей и т.п. Я редактировала вестерны, романы, детективы и научную фантастику - вполне подходящее занятие для дочери футуриста. Писала под именем Пат Джонс документальные очерки на различные темы. Я представляю себе, насколько проще было бы для меня публиковаться под фамилией Маяковского, если бы я выбрала карьеру в «мире букв». Но я тяготела к другим жанрам... Я не могла быть поэтом, драматургом, художником-графиком или живописцем, поскольку меня бы сравнивали с моим отцом. Я не могла быть переводчиком, лингвистом или преподавателем языка, как моя мать. Если бы я выбрала любое из этих занятий, я не была бы свободной. Я хотела прокладывать свой собственный путь к славе и богатству. Возможно, это и не было славой, но я сделала себе имя как теоретик феминизма и как автор школьных и институтских учебников и теоретических книг и статей в выбранном мной предмете - домашней экономике. Безусловно, не случайно, что я оказалась в области, которая ценит женщин и женскую работу...
- Вы говорили о сыне, внуке Владимира Маяковского. От кого он?
- В мае 1954 года я вступила в брак с Олином Вэйн Томпсоном, который дал мне еще одно американское имя: Патриция Томпсон. Этот брак открыл мне доступ к хорошим генам американской революции, перешедшим к моему сыну вместе с моим генами русской революции. Мой муж отказался дать нашему сыну славянское имя (Святослав), и поэтому его назвали Роджер Шерман - в честь отцовского предка, который от штата Коннектикут подписывал Декларацию Независимости и Конституцию. После моего развода (после 20 лет замужества), второй муж моей матери удочерил меня. Мне было в то время 50 лет. Отчим, не имевший своих детей, предпринял этот шаг для того, чтобы я стала его наследницей. Именно наследство моей матери и моего приемного отца дало мне возможность десятилетия спустя полететь в Москву в компании с моим сыном и несколькими друзьями для обнаружения своих корней. Сейчас я в Америке Пат, а русские, армяне, грузины и другие, кто еще любит и уважает память о Маяковском, называют меня Елена Владимировна.
- Насколько я понял, в вас течет русская, немецкая, возможно, украинская и грузинская кровь. Кем же вы себя ощущаете?
- Я - русская американка, разрываюсь между Россией и Грузией, люблю Армению и армян, испытываю ностальгию по месту рождения моей мамы в Башкортостане и месту рождения родителей мамы в Украине и в Крыму. Добавьте к этому, что семья моей матери - Зиберты и Нейфельды - была немецкого происхождения. В своем сердце я храню любовь к русскому и немецкому наследиям.
- Не собираетесь ли вы написать биографию своего отца?
- Нет, но мне бы хотелось увидеть его биографию, написанную женщиной. Я думаю, что женщина-ученый лучше, чем большинство мужчин, которые так много написали о нем, поймет особенности его характера и личности. Может быть, во мне снова говорит феминистка (смеется).
- Последний вопрос, Елена Владимировна. Ваше любимое стихотворение Маяковского?
- «Облако в штанах». А я - штормовое облако в юбке (смеется).
P.S. Выражаю искреннюю признательность Марку Иоффе, помогавшему мне в разговоре с Еленой Владимировной Маяковской и в расшифровке магнитофонной записи.

Елена (или Хелен Патрисия) при рождении не получила фамилию своего биологического отца. На тот момент Элли рассталась со своим супругом, благодаря которому она и стала Джонс. В документах новорожденной с разрешения бывшего мужа она также указала именно его фамилию. Примечательно, что новость о том, что ее настоящий родитель - советский поэт, Хелен узнала только в 6 лет.

Сам Маяковский хотел навестить Элли и дочь и даже писал им обеим трогательные письма. «Две милые мои Элли. Я по вам уже соскучился. Мечтаю приехать к вам. Напишите, пожалуйста, быстро-быстро. Целую вам все восемь лап…» - так посредством почты обращался к ним Владимир Владимирович. Между тем поездка в Америку так и не состоялась.

Маяковский встречался со своей дочерью только однажды. Это было во Франции, в городе Ницце. Как раз там Элли с дочерью и отдыхали, когда поэт, получив визу, прибыл в Париж. Оттуда он добрался до Ниццы. Тогда Елене едва исполнилось 3 года. А через несколько месяцев Маяковский покончил с собой.

Хелен Патрисия Томпсон родилась 16 июня 1926-го, в Нью-Йорке (New York City). Ее мать - русская эмигрантка, переводчица Элли Джонс, рожденная как Елизавета Петровна Зиберт, была дочерью крупного землевладельца. Элли свободно владела русским, французским, немецким и английским языками.

Владимир Маяковский прибыл с визитом в Нью-Йорк в 1925-м, к художнику Давиду Бурлюку (David Burliuk), одному из основоположников русского футуризма. Российский поэт влюбился в Джонс, роман с которой продлился три месяца. Влюбленные были неотделимы друг от друга, но решили сохранить свою связь в тайне.

Проводив Маяковского на корабль, отплывающий в Европу, Элли вернулась домой, где обнаружила, что вся ее кровать усыпана незабудками. Поэт израсходовал практически все свои средства, чтобы так красиво попрощаться с Джонс. Из-за этого ему пришлось возвращаться в Советский Союз "в самой плохой каюте", четвертым классом.

Вскоре после возвращения Маяковского на родину, Джонс родила Патрисию. Бывший муж переводчицы, Джордж Джонс, поставил в свидетельстве о рождении девочки свою фамилию. Он стал "юридическим отцом" Патрисии, которая получила статус "законнорожденной", и обращался с ней как с родной.

Узнавший о рождении дочки, Маяковский попытался вновь добраться до Америки, но это оказалось невозможно. В 1928-м поэт получил разрешение на поездку в Париж (Paris); его дочь и Джонс в то же самое время прибыли на отдых в Ниццу (Nice), чтобы "уладить иммигрантские вопросы". Маяковский приехал из Парижа в Ниццу к дочери, тогда трехлетней. Она подарила биологическому отцу паркеровскую ручку и с тех самых пор никогда больше его не видела.

Джордж Джонс обучил Патрисию английскому, которая также немного говорила по-русски, по-немецки и по-французски. Американские дети поначалу отказывались играть с Томпсон, потому что она была иностранкой. Девочка решила, что не хочет больше говорить "на бесполезных языках" и принялась учить английский. С этого момента она перестала пополнять русскую лексику.

Патрисия узнала правду о своем настоящем отце в девятилетнем возрасте, однако отчим и мать просили до их смерти никому не раскрывать семейной тайны. Элли как-то сказала Патрисии, что однажды Маяковский заявил, что пишет стихотворение об их любовной связи. Джонс запротестовала и сказала, что хочет, чтобы их чувства сохранились только дня них.

14 апреля 1930-го Маяковский застрелился, о чем Джонс узнала из газет. В предсмертной записке поэт ничего не упомянул о Патрисии. Она считает, что это помогло ей уберечься от преследований НКВД, поскольку комиссариат вряд ли бы испытал восторг, узнав, что "у советского поэта в Америке растет ребенок от дочери кулака".

Лучшие дня

После смерти отца дочка наотрез отказывалась говорить с матерью по-русски. Вероятно, Томпсон неосознанно уходила от всего русского, хотя это не мешало ей в дальнейшем чувствовать себя русской американкой, работать над детской книгой про Россию и преподносить американцам "адекватный образ советского человека".

Патрисия была зачислена в художественную школу в 15 лет, по окончании которой поступила в Барнард-колледж. Она получила диплом в июне 1948-го и получила работу редактора. Томпсон работала в нескольких широко издаваемых журналах, включая "Macmillan Publishers".

Патрисия писала обзорные статьи, посвященные кинофильмам и музыкальным записям, а также редактировала произведения различных направлений, включая научную фантастику, вестерны, романы и детективы. Пером Томпсон написано более 20 книг.

В 1954-м дочь Маяковского связала себя узами брака с американцем Уэйном Томпсоном-Шерманом. Брак распался в 1974-м. От союза остался сын Роджер, ставший адвокатом в области интеллектуальной собственности. Роджер женился и усыновил колумбийского мальчика по имени Логан.

Патрисия была профессором философии и женских исследований в Лемановском колледже в Нью-Йорке. Она преподавала философию феминизма в Нью-Йоркском университете. Томпсон признавала себя феминисткой, но отнюдь не из числа тех, кто стремится принизить роль мужчины. Патрисия рассматривала свой феминизм как "стремление сохранить семью, работать на ее благо".

Она опубликовала книгу "Маяковский на Манхэттене, история любви", описывающую роман ее родителей, взяв за основу неопубликованные воспоминания ее матери и беседы с ней. Чтобы не забыть материнские истории, Патрисия воспользовалась магнитофоном и надиктовала целых шесть кассет.

В 1991-м, после смерти Элли Джонс и распада Советского Союза, Патрисия вместе со своим сыном побывала в России, где пара была встречена с большим уважением. Мать и сын познакомились с родственниками Маяковского - с потомками его сестер, с его друзьями и почитателями его творчества.

Томпсон раскопала землю между могилами Маяковского и его сестры на Новодевичьем кладбищ и поместила часть праха своей матери, который привезла в Россию.

Согласно данным от 2015-го, Патрисия хотела выучить русский язык, на котором более не могла изъясняться, и получить российское гражданство.

Патрисия Томпсон умерла 1 апреля 2016 года, о чем сообщил Государственный музей В. В. Маяковского на своей странице в Facebook.

Ее тело было кремировано в США. Дочь Маяковского завещала развеять ее прах над могилой отца.